Снова.
Кап-кап-кап.
Голову будто бы в тески сжали. Соломии нет уже пару дней, папа уехал по делам. Как раз вовремя. Теперь можно не бояться, что тебя услышат. Конечно, Бен знает, что малолетней ведьме время от времени становится... не очень хорошо, но если бы он узнал, что теперь её чуть ли не каждые два часа швыряет о стены, то душевного равновесия это ему, конечно, не прибавило бы.
Генриетта ударилась головой о ножку кровати.
В зубах у девочки зажато горло плюшевого кролика. Оно приглушает крик и не дает ведьме откусить собственный язык. Мыслей нет, лишь адский винегрет из обрывков различных эмоций. В общем, как и всегда.
Бенжамин, конечно, не дурак, догадывался, что что-то не так, а Генри говорила только то, что просто нехорошо себя чувствует, и в общем-то, не врала. Обещала, что скоро это пройдет, и папа ненадолго оставил её в покое.
Где-то зазвенело стекло.
Вчера занятия в школе отменили из-за погодных условий. В городе объявлено чрезвычайное положение... Она не виновата! Она ничего не сделала. По крайней мере, честно пыталась остановить бушующую стихию, а вышло только хуже. Город затоплен, отключилось электричество, а чертов дождь все равно не прекращается.
Кап-кап.
Генриетта лежит на полу, не двигаясь, пристально уставившись в одну точку, на оконное стекло, по которому стекают водные потоки. Вот так всегда. Если верить часам, все это удовольствие длилось чуть больше двух минут. С каждой попыткой все дольше. Теперь немного отдышаться и привести себя в порядок. Подойти к столику с зеркалом, которое оказывается разбитым, тщательно расчесать спутавшиеся  темные волосы, разгладить клечатое платье.
Итак, все закончилось, а значит, нужно пробовать сначала, а потом снова кататься по полу и подвывать дурным голосом. И снова. И так, пока Этта снова не обретет контроль. Ну или пока окончательно не сойдет с ума или не помрет от истощения.
Странное чувство, будто бы что-то сломалось. Будто бы где-то внутри есть рваная рана, из которой тоненькой, но интенсивной струей хлещет... Нет, не кровь, но что-то, без чего дальнейшее существование со временем станет проблемным. Все эти ощущения где-то на грани интуиции и воображения, девочка знает, что это нужно исправить, причем срочно, но как это сделать, не представляла совершенно. Каждый раз, стоило задуматься об этом дольше нескольких секунд, начинался приступ.
А дождь все не прекращался.
Генриетта взглянула на свое отражение в разбитом зеркале. Это считается плохой приметой у людей. А она хотела справиться самостоятельно... Девочка злилась, и чем дальше, тем сильне. От этого перехватывало дыхание, а в глазах мутнело. Хватит с неё на сегодня.
Пулей вылетела из комнаты, быстро спустилась на первый этаж. Дома пусто, а от туч, не пускающих солнечный свет сквозь себя, еще и темно. Ведьма открыла парадную дверь.
Лишь оказавшись под холодным ливнем, Генриетта немного "протрезвела". Стояла, пытаясь понять, что заставило её выскочить из дома без зонта и плаща, в лакированных туфельках, которые наверняка скоро расклеятся от воды. И если подумать, зонт при таком ветре абсолютно бесполезен. Мгновенно вымокла насквозь. Нужно возвращаться домой.
Обвела взглядом пустую улицу - в связи с объявленым положением мало кто решался выходить из дома, - и заметила несколько силуэтов в самом начале улицы. Слишком далеко, стена дождя - почти ничего не видно.
...и едва не захлебнулась воздухом. В крови резко увеличилось содержание адреналина. Сама не понимая, что происходит, Этта ринулась вверх по улице, прочь от... от... Кого?
Генриетта Гарденер ненавидит, когда ситуация находится вне её контроля. Когда она не понимает, что вообще происходит. И если второе, к её сожалению, случается время от времени, то первое она просто не может позволить. Только её мнение загадочные силы, управляющие ходом событий во Вселенной, не учитывали.
Впрочем, когда юная ведьма, наконец, соизволила задать себе сакраментальный вопрос: "что я, собственно, вообще творю?", она все же остановилась. Посреди незнакомой улицы, сама практически превратившаяся в воду. И... От чего бежала?
Возвращаться домой совершенно не хотелось, даже зудеть где-то в черепе начинало от одной мысли об этом, но и чуть ли не по колено - небольшое преувеличение - в воде стоять - тоже не самое веселое развлечение. Из компромиссов только деревянная дверь, ведущая, судя по прилегающим витринам, ни то в сувенирную, ни то вообще в антикварную лавку.
Генриетта вошла.
Зазвенели колокольчики, возвещающие хозяйку помещения о прибытии нового гостя. Девочка обняла себя за плечи и, дрожа всем телом, побрела между витрин со старинными чашками, часами, книгами... Растерянный взгляд блуждал где-то в астрале, словно бы Этта и не понимала, где и как оказалась. Подняла взгляд на хозяйку и жалобным голосом пробормотала:
— Извините... Могу ли я переждать здесь дождь?

Отредактировано Henryetta Gardener (2014-10-16 10:34:46)

Внезапно из-за прилавка выскочила собака, и маленькая ведунья вздрогнула, когда из бульдожей груди исторглось тихое рычание. Отступила, вжала голову в плечи и испуганно охнула. На самом деле, не очень-то боялась. Решила, что если эта тварь вдруг обнаглеет и ринется на неё, Генриетта, наплевав на добрую хозяйку, огреет собачку тяжеленным старинным подсвечником, стоящим на полке в двух шагах от девочки. Желательно так, чтобы проломить череп. Кажется, давешняя злость начала находить выход.
Впрочем псина все равно замолчала раньше, чем Генретта начала обдумывать, что еще можно использовать в качестве оружия, если до подсвечника будет проблематично дотянуться. Зато теперь все внимание девочки было обращено к хозяйке лавки, а она оказалась неожиданно добра, Этта даже удивилась. Назвала девочку гостьей, достала откуда-то большой теплый плед и завернула в него так, что  торчал только нос.
Теперь же, сидя рядом с жарким камином, укутанная в одело, Генриетта вынужденна была признать, что действительно не любит дождь, а любит тепло, сухость и уют. По крайней мере именно сейчас, в этот промежуток времени она могла бы быть почти счастливой, только расслабиться никак не удавалось. Давешний приступ паники, несколько дней какого-то лютого не пойми чего, да еще и раздражающая собака, крутящаяся где-то у ног своей хозяйки.  Впрочем, сейчас это все все равно не важно...
Генриетта одарила свою спасительницу одной из самых благодарных и лучистых улыбок.
- Спасибо вам, - тихо проговорила девочка. - Так редко удается встретить столь доброго и отзывчивого человека. Вы, должно быть, очень хорошая.
Она перевела взгляд на языки пламени. Так странно. В домах они не редкость, но чтобы в лавке - никогда такого не видела. Выглядит неплохо, а если вдруг вспыхнет? Перекинется на старинную мебель, охватит всю лавку. Какие же убытки потерпет владелец? Зато станет светлее.
- Меня зовут Офелия, - представилась девушка. - А ты?..
- Генриетта. Я... - ведьма на мгновение задумалась. Срочно нужно придумать что-то достаточно правдоподобное, что могло бы заставить среднестатистического ребенка покинуть теплый дом в разгар настоящей бури, потому что любая ложь будет выглядеть правдоподобнее правды. Этта обернулась на входную дверь. Примерещилось что-то? - Я живу здесь совсем неподалеку. У нас дома... кончились кое-какие продукты, и я решила быстро сходить за ними, пока мамы и папы нет дома, тогда бы они обрадовались. - если бы не многолетняя практика, сейчас бы юная Гарденер была бы красной, как спелое яблоко, но порой ей приходилось нести и не такую околесицу, так что все нормально. Она виновато опускает глаза. - Только, кажется, я потеряла ключи. Думаю, мои родители расстроятся, а то и разозлятся, - снова поднимает взгляд и смотрит на голубую радужку глаз собеседницы, прикидывая, поверила или нет?
- Но это ничего. Просто, если бы вы были не против, и позволили бы мне остаться здесь, пока я не наберусь храбрости, это было бы замечательно! - она хихикнула. И тут лжи не было. Действительно ей нужно время, чтобы еще раз, так сказать, проанализировать ситуацию. Может, запах пыли и тлеющего времени успокоит и подскажет, что, черт возьми, делать с бушующей стихией? А, может, и нет.

Сначала Генриетта даже не поняла, с какой стати речь зашла о каких-то кринолинах и при чем тут, собственно, вообще она. Потом вспомнила, что находится не черти где, а в антикварной лавке, так что другой одежды тут вполне может и не оказаться, лишь старинные тяжелые платья с сотней юбок на каркасах. Да, девочка действительно предпочитала носить слишком пышные для простой повседневной одежды платья, кружевные воротники, оплетала ленточки вокруг запястьев. Просто когда-то заметила, что все эти детали делают её визуальный возраст еще более детским и невинным. Да и собеседнику куда приятнее смотреть на живую куклу. Но одежда шестнадцатого века - все равно перебор, поэтому Генриетта вежливо отказывается от переодевания, мотивируя это тем, что, мол, само все высохнет, а вот на чайное предложение реагирует положительно, и Офелия удаляется в служебное помещение колдунствовать  над напитком. Теперь Этта могла бы встать и осмотреть лавку. Времени достаточно, ведь заваривание хорошего чая - а девочка была уверенна, что хозяйка магазина будет его именно заваривать в чайнике, не может же человек, работающий в таком месте, пользоваться варварским чайными пакетиками! - это не такой уж и скорый процесс. Но двинуться с места мешал чертов пес, не сводящий с ведьмы взгляд подозрительных черных глазок. Нет, Этта ни не любила собак и уж тем более не боялась. Нельзя бояться того, с чем можешь с легкостью разделаться, даже не затрачивая на это никаких умственных усилий - с людьми в этом плане куда сложнее... Просто конкретно этой собаке Генриетта не нравилась, а Генриетте не нравилось, что она не нравится. Пусть даже всего лишь собаке.
«Издашь хоть звук - глаза  выколю,» - мысленная угроза, но в "общении" с животными куда важнее эмоциональный посыл, а с этим все вроде бы было в порядке.
Впрочем, Генриетта так и не успела вылезти из кресла и тут же решила, что оно и к лучшему, все равно шансы найти что-либо, что действительно могло бы её заинтересовать, ничтожны. Вернулась Офелия с подносом.
Через минуту девочка уже разглядывала в кружке собственное отражение, темное, немного мутное из-за добавленного молока. А еще целых восемь ложек сахара. Самой Этте было абсолютно все равно, насколько сладок её чай, так что сахар добавляла скорее по привычке.
- Итак, милая... ты не живешь здесь.
Генриетта вздрогнула и оторвалась от чашки. Затаив дыхание, смотрела на Офелию, ожидая, что за этими словами последует что-то еще. Что-то, чего слышать бы не хотелось. К счастью, всё свелось лишь к тому, что ведьме теперь просто придется врать немножечко в другом направлении. Сказать, например, что сама ушла. Дети же так делают, разве нет? Обидятся на что-то и сбегут. Еще раз мысленно сформулировала словесную конструкцию, которую собиралась выдать собеседнице, но обнаружила, что её, кажется, уже не слушают...
Звяк.
Чашка не разбивается. По помещению пронесся сквозняк, залетел под плед, от холода по телу Генриетты пробежала легкая дрожь. Что-то пошло не так? Взгляд Офелии странен и более всего напоминает взгляд врача, которым обычно одаривают пациентов со  неприятной, но в общем-то, не смертельной болезнью. И на том спасибо.
- Генриетта, дорогая, твой отец в курсе кто ты?
Девочка застывает. Этот вопрос может значать что угодно, относиться к чему угодно, но она откуда-то знает, что именно имеет ввиду Офелия. Только вот...
- Откуда?..
И как именно она "увидела"?
- Простите, я не понимаю, о чем вы говорите.
Хотя имеет ли смысл лгать? Эта девушка знает, что Генриетта знает, что она знает, что... Гарденер хмурится, делает глоток приторно-сладкого чая. Хочется взвыть в полный голос: "Почему все снова идет не по плану?!", но Этта, конечно, не воет.
- Меня не выгоняли, - наконец, говорит она. - И никто ничего не знает. Я сама почти ничего не знаю. И плохо понимаю... Вы же знаете? Расскажете, что со мной происходит? Кто - что - я? - жалобные нотки, щепотка обещания слез. В самый раз. Услышать альтернативную точку зрения всегда полезно. Отец ей рассказывал о ведьмах, но он все равно не слишком хорошо осведомлен, поскольку знаком с ведовством лишь в теории, а если эта девушка окажется колдуньей, - ведь их здесь много, так Бен говорил, - можно будет почерпнуть массу полезных сведений. Может, она даже знает, почему... Генриетта с силой сжала чашку, на мгновение зажмурилась. Только не сейчас! Глубокий вдох, который, как она надеялась, посчитают просто признаком волнения, кажется немного помог.
Еще глоток чая.

Собеседница сыплет метафорами о каком-то цветке, который - Генриетта знает, - не имеет совершенно никакого отношения к действительности. Девушка пытается быть мягкой и тактичной, видит, что перед ней всего лишь дитя, которое наверняка не осознает, что происходит и смертельно боится. Да, хорошо, ладно! Она и правда немного напугана отсутствием контроля, но ведь любой бы на её месте чувствовал себя так же, разве нет? И не понимает, но только потому, что никто ей ничего толком и не объяснил. Книги врут, Бенжамин не знает, а эта ведьма, сидящая напротив, втирает Генриетте что-то про Гарри Поттера, игнорируя поставленный вопрос и уходя от прямого и четкого, как в математике, ответа! Вот ведь парадокс... Сама каждый раз создает образ потерявшегося ребенка и сама же каждый раз исходит к нему ненавистью. Да, так проще манипулировать людьми и это часто играет на руку, но иногда все это невероятно усложняет жизнь. Этте кажется, что приставь она сейчас к виску Офелии пистолет или хотя бы те ножницы с резными ручками с ближайшей витрины к горлу, то разговор получился бы куда более содержательным. Но вся эта буря, так часто посещающая Генриетту, кипит лишь внутри, и девочка давно научилась запирать её в самом темном из гаражей на задворках своего сознания. По крайней мере, когда сильно припечет, как, например, сейчас. Все таки угрожать более опытной ведьме - это неслыханный идиотизм, - легче сразу слопать веник из аконита. И, конечно, Генриетта продолжает ломать комедию: удивленно хлопает ресницами, помалкивает, внимательно следит за рукой Офелии, пока та поправляет воротник на платье маленькой Гарденер.
Девушка тем временем говорит про "дар" и Генри окончательно теряет интерес к разговору, преключившись целиком в себя, оставив на лице заместо таблички "обеденный перерыв, буду через десять минут" выражение заинтересованности, понадеявшись, что этого хватит. Кажется, не хватило, по крайней мере Офелия дала об этом знать после небольшой паузы, которая заставила Генриетту вернуться из своих размышлений:
«А вдруг эта дамочка вовсе и не ведьма никакая? А если ведьма, то почему говорит столь очевидные вещи, что они кажутся просто глупыми? Ах, да. Я же ребенок!»
Поняла, что забыла изобразить удивление и священный трепет. Впрочем, ладно, уже поздно, что сделано, то сделано. Теперь нужно было задать правильный вопрос. Он должен прозвучать достаточно наивно, но и спровоцировать точный и лаконичный ответ. И про доверие...
- Я, - начинает Этта тоном, в котором мешаются неуверенность и восторг, чуть заикаясь, - я доверяю тебе, точнее, пытаюсь. Ты, кажется, и правда понимаешь меня. Всё, что ты говоришь, все ведь так и есть! Всё правда! - на мгновение прикусывает язык. Перешла на "ты", постоянно оглядывается на выход... Что же опять не так-то? Приходится продолжать говорить, чтобы собеседница ни в коем случае не заметила, что волнение Этты имеет несколько иной привкус, чем должно при данных обстоятельствах. - Это ведь ничего, что я с тобой на "ты"? Раз уж всё так... Мне о стольком хочется спросить! Я знала, что я что-то могу, что-то получалось...
Генриетта тараторила пока не звякнули колокольчики. Резко замолчала и в очередной раз оглянулась на дверь. Дурацкая собака среагировала быстрее... На этот раз на пороге стояла двушка. Скорее всего её волосы были рыжими, но теперь потемнели от воды, да и вообще, всю её можно было выжимать - хватило бы на полную ванну.
Офелия ждет гостей? Или же это очередная блуждающая душа, чуть не утонувшая на улицах и решившая зайти на огонек? Или... Генриетта не была уверенна, но, кажется, это называлось предчувствием. Или интуицией. или мнительностью. Уставилась на вошедшую глазами круглыми, как у совы, взором не мигающим. Снова бровь нахмурила. Что же будет-то? Нет, Этту не посетило какое-либо озарение, она не чувствовала необъяснимую тревогу, просто ей совершенно не нравилось происходящее. Бульдогу, кажется, тоже. Ему вообще ничего не нравилось, судя по столь самозабвенному рычанию.